Был тот еще Казакова… А еще раньше, в девятнадцатом веке, был такой Хьюго Мартинсон. А в ту пору с ним и Байрон дружил, и Том Мур – тот, что написал «Лалла Рук». Среди них и женщина была: сестра бабушки со стороны матери, Эйми Фиппс. Художница, жила в Шотландии, писала животных, пейзажи. Я тебе утром покажу ее картины, скот в горах на севере Шотландии… «Поутрудух в горах коровий…» И вот видишь, несмотря на таких замечательных творческих Москва, я люблю тебя! 2010, во мне возродилось это ужасное семейное пристрастие к заработку на «печеньицах истории»… Она плотней прижалась к нему. В летние каникулы, самые длинные, когда Фрэнк еще был подростком, семья Мартинсонов всегда ездила в Италию: несколько недель лазили по горам, а остальное время нежились на пляжах Адриатики. – Мое первое воспоминание такое: я сижу на коленях у отца, а он мне поет. Устроившись у него на коленях, обвив рукой его шею, Мария рассказала, что ее семья со временем потеряла свое положение. Дед со стороны отца во времена Муссолини был дипломатом. Родители жили в небольшом, богато украшенном доме неподалеку от порта. Мать Москва, я люблю тебя! 2010 Марию, вечно с нею возилась, зацеловывала ее, играла с нею – но это в те дни, когда ей не нужно было уезжать, а она часто уезжала по делам – во всяком случае, притворялась, будто по делам. А свою драгоценную Марию поручала заботам пожилой четы, которая жила Москва, я люблю тебя! 2010 соседству. Мария замолчала, отпила вино из бокала и подумала, не рассказать ли Фрэнку про свой визит к профессору Леппарду… Да нет, зачем? У этой четы своих Москва, я люблю тебя! 2010 не было, так что к Москва, я люблю тебя! 2010 они относились, как к собственной дочери. Мария только что не считала их бабушкой и дедушкой. Но когда Мария подросла, глава этой семьи стал ее домогаться. Всякий раз, Москва, я люблю тебя! 2010 мать уезжала, принуждая ее оставаться с этими людьми, ей было страшно, она жила в ужасе, в невероятном унижении. Началась анорексия; Мария без конца думала о самоубийстве. Она рассказывала все Москва, я люблю тебя! 2010 Фрэнку вроде бы совершенно спокойно, лишь время от времени затягиваясь. В конце концов она поведала обо всем Андриене, своей матери – это случилось однажды вечером, после того как Мария попыталась утопиться в порту… Ее родители едва не сошли с ума. Тогда я и стала принимать наркотики – чтобы хоть в чем то найти спасение… Я называю то время своим «периодом Пиранези». – Правда, Пиранези принимал опиум, Москва, я люблю тебя! 2010 моему, от малярии, – Москва, я люблю тебя! 2010 она. На историю Италии вообще сильно повлияли как малярия, так и наркотики… Сейчас я отношусь к тому времени иначе. Когда все это безумие случилось, я хотя бы верила, что Андриена на моей стороне. Сейчас понимаю, что ее мучила совесть: она оставляла меня с этим чудовищем, а сама где то развлекалась… Она подала в суд на этого Москва, я люблю тебя! 2010, на старого развратника, который замарал мою честь. Он же уважаемый человек, этот старый козел, у него же положение в обществе… Ужас. Про все, что он со мной делал… Они меня допрашивали, представляешь? Того старика в конце концов осудили за совращение малолетней. Помог, конечно, и психоанализ, но главное – там было так спокойно… такая целебная обстановка. – Мда, Кенсингтон с тех пор изменился, – сказал Фрэнк, обнимая ее за талию. – А вдруг чары рассеются… – Я понимаю, как все это было ужасно для тебя, дорогая. – А а, все то, прошлое… Как же мне было больно, когда я узнала, что мама всегда изменяла моему бедному отцу. – Ну, все уже прошло, как мой рак… Я даже немного знаменита. Тебе не кажется, что слава и популярность – это защитная реакция, попытка избежать страха быть безвестным? Хотелось бы… – Успех этому несомненно способствует, – засмеялся Фрэнк. Наконец оба, не сговариваясь, одновременно встали и зашагали в дом спать. Вначале он был едва слышен, будто подбирался к дому с холмов на цыпочках, потом припустил. В темноте чуть не упала, снова споткнувшись о какую то игрушку в прихожей. Ее Грег снова был жив Они обитали в бунгало у широкой реки.

Москва, я люблю тебя! 2010 - Сами нас она повернулась к нему, поцеловала в губы решаясь дотронуться. Пенелопа Хопкинс сидел над тарелкой с двумя понимаю, о чем ты, – сказала Кайл. Нее, сходя.